Пленные немки в ссср: что с ними делали в гулаге
Содержание:
Статус падших в ГУЛАГе
Шалашовки, кто они для «блатных», как вели себя узницы сталинского режима? Термин «блатной» не случайно взят в кавычки. В период массовых репрессий учреждения «новаторской» пенитенциарной системы были переполнены «политическими» – осужденными по 58 статье, национальным признакам, религиозным предпочтениям. Настоящие блатные – воры в законе, положенцы, смотрящие, прочие масти криминального мира, просто терялись на фоне неиссякаемого человеческого потока. Для лагерниц, любой, кто мог расплатиться за секс едой, послаблением режима, переводом на более легкую работу считался блатным. Каторжанами мужского пола независимо от их статуса в качестве оплаты сексуальных услуг использовались продукты питания. Валютой ИТК также была махорка, редко папиросы, спиртное, наркотики. Лагерные сотрудники, включая вольнонаемных, имели возможность существенно скрасить срок узницам, определив их на легкие работы. Это могли быть прачечная, медпункт, кухня, швейная мастерская, бухгалтерия.
Комната уединения барак ГУЛАГ
Эта категория заключенных женщин изначально не являлась некой составляющей воровского сообщества. Не имела кого-либо статуса в криминальном мире. Они были жертвами суровых лагерных реалий. Изнурительный, постепенно убивающий труд до 14 часов в сутки при любых климатических условиях. Без выходных, календарных праздников. Нечеловеческие условия, естественно, отражались на поведении даже самых активных зэка. Из воспоминаний вольнонаемного инженера Пустовер-Прохорова, работавшего в 30 годах XX века на БАМе: женщины, следующие в колонне, попросили конвоиров искупаться в обводненном котловане возле железнодорожного полотна – лето стояло знойное. Получив грубый отказ, все 300 душ разделись догола и улеглись загорать. Пока по путям проходили советские поезда – полбеды. Но ожидался международный экспресс. Поэтому переговоры переросли в брутальный разгон нагих баб при помощи брандспойта подогнанной пожарной машины и помещением участниц «протеста» в лагерный карцер.
«Я не знаю, почему осталась жива»
Помимо женщин-военнослужащих в СССР после войны были вывезены тысячи немок и представительниц других национальностей из стран-сателлитов Германии. В воспоминаниях Фриды Хелински (город Долице, Померания), которую в 1945 году в 19-летнем возрасте в числе сотен других немецких женщин и девушек из этого города принудительно вывезли в СССР в качестве рабочей силы, четырехлетнее пребывание в Советском Союзе представляется сплошным кошмаром.
На Восток их везли три недели в вагонах для скота, кормили «сухим хлебом». На остановках из вагонов выносили трупы. Репатриантов, многие из которых не имели теплой одежды, привезли в Архангельск, где еще лежал снег. Жили женщины в деревянных бараках. Строили плотину. Работали по 9 часов без обеда.
Затем Фрида Хелински трудилась в леспромхозе на лесоповале, на каменноугольной шахте, бентонитовом заводе, где добывала породу для строительных работ. Женщины с утра до вечера таскали десятикилограммовые камни. В течение четырех лет Фрида не имела связи со своей семьей. Почтовые отправления до Германии не доходили, их тормозили на почте контролирующие органы. В 1949 году Хелински удалось написать в Красный крест о своей семье, и девушка получила ответ о том, что ее родственники живы.
Женщины в УПА*
Руководство Украинской повстанческой армии* стремилось использовать для победы все возможные кадровые резервы, включая женщин. Для них были предусмотрены специальные должности в чёткой организационной структуре движения. Кроме того, присутствие «боевых подруг» скрашивало нелёгкие будни повстанцев в лесных землянках. К примеру, личная связная Романа Шухевича Екатерина Зарицкая по кличке «Орыся» помимо всего прочего являлась любовницей «фюрера» УПА*.
«Сейчас украинскими историками ещё не изучена даже приблизительная, общая численность украинских женщин, которые принимали участие в движении сопротивления, но можно утверждать, что в рядах УПА* их насчитывалось не десятки и даже не сотни, а тысячи», — утверждает кандидат исторических наук Петр Слюсаренко.
Ядром женского движения в УПА* стали проверенные, «идейные» националистки. Ещё в 1942 году Организация украинских националистов* стала открывать школы девушек-подпольщиц, в которых селянок обучали программным документам ОУН* и основам конспирации. Противники бандеровцев – сначала немцы, а затем советские солдаты – и представить не могли, что красавицы в венках и ленточках – на самом деле опытные разведчицы.
Большинство женщин оказывало повстанцам пассивную поддержку. Оставаясь в деревнях, они шили для боевиков одежду, готовили еду и чинили вещи. В каждом селе имелись «станичная» и «господарчая» среди женщин, руководившие работами. Политическая работа с женщинами велась отдельно от мужчин. На уровне станицы существовали должности «проводника идей ОУН* среди женщин» и «проводника идей ОУН* среди девушек», издавались соответствующие агитационные материалы. Националисты обещали, что в независимой Украине будет обеспечено «полное равноправие женщин с мужчинами во всех общественных правах и обязанностях».
СКОТ
Принуждение женщин-заключённых к сожительству было в ГУЛАГе делом обычным.
“Старосте Кемского лагеря Чистякову женщины не только готовили обед и чистили ботинки, но даже мыли его. Для этого обычно отбирали наиболее молодых и привлекательных женщин… Вообще, все они на Соловках были поделены на три категории: “рублёвая”, “полурублёвая” и “пятнадцатикопеечная” (“пятиалтынная”). Если кто-либо из лагерной администрации просил молодую симпатичную каторжанку из вновь прибывших, он говорил охраннику: “Приведи мне “рублёвую”…
Каждый чекист на Соловках имел одновременно от трёх до пяти наложниц. Торопов, которого в 1924 году назначили помощником Кемского коменданта по хозяйственной части, учредил в лагере настоящий гарем, постоянно пополняемый по его вкусу и распоряжению. Из числа узниц ежедневно отбирали по 25 женщин для обслуживания красноармейцев 95-й дивизии, охранявшей Соловки. Говорили, что солдаты были настолько ленивы, что арестанткам приходилось даже застилать их постели…
Женщина, отказавшаяся быть наложницей, автоматически лишалась “улучшенного” пайка. И очень скоро умирала от дистрофии или туберкулёза. На Соловецком острове такие случаи были особенно часты. Хлеба на всю зиму не хватало. Пока не начиналась навигация и не были привезены новые запасы продовольствия, и без того скудные пайки урезались почти вдвое…” (Ширяев Борис. Неугасимая лампада.)
Когда насилие наталкивалось на сопротивление, облечённые властью мстили своим жертвам не только голодом.
“Однажды на Соловки была прислана очень привлекательная девушка — полька лет семнадцати
Которая имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у неё хватило мужества отказаться от его домогательства
В отместку Торопов приказал привести её в комендатуру и, выдвинув ложную версию в “укрывательстве контрреволюционных документов”, раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как он говорил, лучше всего можно было спрятать документы…
В один из февральских дней в женский барак вошли несколько пьяных охранников во главе с чекистом Поповым. Он бесцеремонно скинул одеяло с заключённой, некогда принадлежавшей к высшим кругам общества, выволок её из постели, и женщину изнасиловали по очереди каждый из вошедших…” (Мальсагов Созерко. Адские острова: Сов. тюрьма на дальнем Севере.)
После войны
Поскольку немецкие женщины как такового участия в войне не принимали, вопрос о том, сколько немок попало в советский плен, остается открытым. Более того, сыграл свою роль и «подвешенный» статус женщин в Вермахте. Ведь военнопленными в советских лагерях считались только те лица, которые служили в немецкой армии или в отрядах Фольксштурма. Тем не менее условно можно отнести к военнопленным несколько волн интернированного немецкого населения.
Мобилизация «вестарбайтеров» на занятых Красной Армией территориях началась в 1944 году. Под эту программу попадали как фольксдойче, проживавшие в Восточной Европе, так и словаки, венгры, поляки, а также граждане СССР, сотрудничавшие с неприятелем. Первоначально на принудительные работы в СССР отправляли только мужчин от 17 до 45 лет. Однако позже в их число попали и женщины. Первая волна интернированных была отправлена восстанавливать угольную и металлургическую промышленность юго-востока Украины. Однако в дальнейшем труд «вестарбайтеров» стал применяться в самых разных сферах народного хозяйства: от строительства до пищевой промышленности.
Само собой, условия пребывания в плену были очень тяжелыми. На опустошенных войной и оккупацией территориях даже местное население жило впроголодь, поэтому неудивительно, что пленных немцев кормили по остаточному принципу. Делали свое дело и постоянные спутники массовых скоплений людей — болезни и антисанитария. Некоторые «вестарбайтеры», которым посчастливилось выжить и вернуться на родину, смогли поделиться своими воспоминаниями о пребывании в советском плену.
Так, одна из интернированных немок Э. Кляйн оказалась в лагере около города Сталино (сегодняшний Донецк). По ее словам, основной рацион в лагере составляли щи или сваренные в воде овощи. Работникам шахты дополнительно полагалась каша и увеличенная порция хлеба. Настоящей роскошью считалась кукурузная мука, которую поначалу удавалось выменять на захваченные из дома вещи и одежду. Поскольку женщины физически не могли работать в шахтах, их привлекали на другие работы. Попасть на кухню или в лазарет считалось большой удачей. Гораздо менее везло тем, кого отправляли работать на стройку или в кирпичный карьер. Кляйн не повезло: на сменах ей приходилось таскать до 20 кг кирпичей за раз. При этом сама она весила чуть больше сорока.
ЗА ЧТО?
С первых же дней прихода к власти большевики решили сразу “убить двух зайцев”: вырвать из среды народа самых честных, совестливых и умных людей (поскольку “быдлу” намного легче внедрить в мозги любую, даже самую безумную идеологию), а заодно создать из них бесплатную рабочую силу. Использовали при этом малейший повод, раздутый затем до “контрреволюционной деятельности”.
Поначалу, ещё на заре советской власти, подобное в основном касалось мужского населения страны (поскольку мужчина более способен на организованное сопротивлению режиму). Но к середине 30-х годов большевистская власть всполошилась. Она поняла, что её врагом в большей мере, чем мужчина, является женщина! По той простой причине, что её мировосприятие, её характер, взращённый в большинстве своём православным укладом жизни, изменить намного труднее, чем у мужчин. Ибо женщина воспринимает окружающую действительность не столько разумом, сколько сердцем. И если мужчину с помощью такой “науки”, как марксизм-ленинизм, можно было убедить в оправданности насильственного отбора у крестьян хлеба, подавления инакомыслия и многочисленных расстрелов представителей “эксплуататорских” классов, то женщина, особенно христианка, склонная к милосердию и всепрощению, подобных доводов не принимала. И, видимо, не приняла бы никогда. Таким образом, советская власть стала сортировать своих противников не только по классовому, но и половому признаку. И в первую очередь под удар большевиков попали женщины — родные и близкие тех, кого однозначно нужно было уничтожить или изолировать от основной массы людей, превращаемых в “винтиков”. Именно для женщин и были в основном предусмотрены такие формулировки преступного статуса, как член семьи врага народа (ЧСВН), член семьи изменника родины (ЧСИР), социально-опасный элемент (СОЭ), социально-вредный элемент (СВЭ), связи, ведущие к подозрению в шпионаже (СВПШ), и т.д.
Не суди, да не судим будешь
Шалашовки, кто они, все-таки? Разобрались с историей возникновения термина, этимологией слова. Статусом, точнее отсутствием такового, в ГУЛАГе. И поведением этой категории женщин-заключенных, в которую не попадали разве что откровенные уродины, инвалиды или старухи. Однако, не осветив глубину проблемы, толкавшую лагерниц на самое страшное преступление по отношению к себе – продажу тела, нельзя принять невиновность. Почему Солженицын, Шаламов, Разгон, прочие писатели, отсидевшие срока в ГУЛАГе, а также рядовые каторжане ни в коей мере не осуждали шалашовок. Автор «Божественной комедии» Данте Алигьери априори пересмотрел свое описание кругов Ада, если бы очутился лишь на мгновение в ИТК молодого большевистского государства. Солженицын в романе «Архипелаг ГУЛАГ» убедительно рассказывает, как обламывали даже самых гордых дам.
Отрывок произведения Нобелевского лауреата посвящен красавице лейтенанту-снайперу М., осужденной, конечно же, по 58 статье. К слову сказать, по этой статье сидело подавляющее большинство заключенных женщин и мужчин. Сошедшая со страниц сказок царевна-красавица пришлась по душе невзрачному, толстому, вечно одетому в грязные шмотки, старому кладовщику. Чтобы добиться своей цели, он обрек девушку на каторжные работы. Постоянные наказания вертухаев, которые были у него на крючке. Угрозами скорого невыносимого физически и морально этапом в один конец. Вскоре, пишет Солженицын, он лично стал свидетелем, как молодая девушка прошмыгнула после отбоя тенью от женского барака к каптерке, возжелавшего ее кладовщика. Затем осужденный лейтенант-снайпер была хорошо устроена в зоне. И это лишь один пример из миллионов, красноречиво иллюстрирующий безвыходность ситуации, в которой оказывались женщины, осужденные репрессивной машиной.
Двуспальные места барак ГУЛАГа
Нет, конечно же, среди общего потока зэка находились каторжанки, которые и на воле не особо заморачивались моральными принципами, легко сходясь с новыми партнерами, коих давно перестали считать. Для таких обеспечить более-менее сносное существование в ИТК через постель – само собой разумеющееся дело. Однако основная масса лагерниц – это замужние, матери, зачастую многодетные, девочки-подростки. Им не просто сделать первый шаг – лучше смерть, чем предательство любимого, оставшегося на воле или ушедшего на этап в другую зону. Но, кому нужна верность мертвеца? Соседки по бараку шепчут о быстром увядании и целесообразности взять от жизни что-то для себя. Даже в этих адских условиях. Не все, но многие соглашаются, обеспечивая относительно сносное существование в ГУЛАГе. Причем девочки-подростки превращаются в самых активных шалашовок. Уйдя по этапу на другую зону, они уже знают, как поставить себя с первых дней в новом окружении. Осуждение? О чем речь? Активируется главный инстинкт человека – выжить любой ценой.
Дьявольское место
Соловецкий лагерь представлял собой экспериментальный полигон, в котором отрабатывали способы обращения с осужденными. Данные методы потом применяли в ГУЛАГе. Именно тут надзиратели учились проводить жестокие допросы, использовать методы психологического давления, применять пытки, беспощадно уничтожать заключенных и умело прятать мертвые тела.
Поэтому выживали далеко не все. К примеру, в 1933 году здесь было 19 287 человек, из которых осталась в живых только половина.
Заключенных привлекали к тяжелому труду. Женщины в основном трудились в с/х области.
Одна из самых распространенных причин, почему девушки попадали в этот лагерь, — это занятие проституцией. Правда, не всегда это было на самом деле так. Многих представительниц прекрасного пола просто подгоняли под эту статью, особенно тех, кто имел низкую социальную ответственность, являлся политически неблагонадежной личностью, опасной для властей СССР.
СЛОН
Профессиональный фотограф Юрий Бродский, исследовавший Соловки, констатировал, что местный лагерь был экспериментальным полигоном, где отрабатывались методы и нормы обращения с заключёнными, которые позднее использовались в ГУЛАГе.
Именно в этом тихом карельском уголке надзиратели тренировались в умении вести изощрённые допросы, применять психологическое подавление, изобретать новые виды пыток, безжалостно расправляться с узниками и мастерски скрывать многочисленные трупы.
В этом дьявольском месте, где к 1933 году насчитывалось 19 287 человек, выжило меньше половины заключенных. Содержавшиеся здесь арестанты в основном были заняты на тяжёлых лесозаготовках и дорожном строительстве, на осушении болот и добыче йода, на кирпичном, кожевенном и механическом производствах.
Женщины в большей степени трудились в сельскохозяйственной сфере и на звероферме, называвшейся в быту «пушхоз».
ВОССТАНИЯ В ГУЛАГЕ
И всё же, несмотря на жёсткое подавление любого недовольства осуждённых, случались отдельные акты организованного сопротивления режиму.
Так, в мае 1954 года в Кенгирском лагерном отделении заключённые подняли восстание, в котором участвовало около двенадцати тысяч человек. Мужчины и женщины, уголовники и политические стояли здесь плечом к плечу.
Беспорядки начались в одном лагпункте, а затем перекинулись в три других, в том числе женские. Охрана растерялась, сразу не применила оружие, заключённые воспользовались нерешительностью, проломили заборы и соединились в одну массу…
Восставшие образовали Комиссию для переговоров с начальством и самоуправление в составе двенадцати человек во главе с бывшим подполковником Советской Армии Кузнецовым. От блатных в неё вошел “вор в законе” Виктор Рябов. Были в Комиссии три женщины от женбараков. Наиболее авторитетная из них — Супрун Лидия Кондратьевна (1904-1954), украинка, учительница, приговорённая в 1945 году к 15 годам каторжных работ. В Комиссии существовали отделы агитации и пропаганды, быта и хозяйства, питания, внутренней безопасности, военный и технический. Для агитации использовались воздушные шары и воздушные змеи, которые смастерили чеченцы. На шарах крупными буквами написали: “Спасите женщин и стариков от избиения! Мы требуем приезда члена Президиума ЦК!” Змеев же снаряжали листовками с такими, в частности, лозунгами: “Долой убийц-бериевцев! Жёны офицеров Степлага, вам не стыдно быть жёнами убийц?”
Были выдвинуты требования: установить 8-часовой рабочий день, пересмотреть судебные решения в отношении заключённых, прекратить их побои и унижения, а также разрешить переписку и свидания с родными и близкими.
Комиссия смогла поддерживать в лагере порядок. За сорок дней восстания не было свершено ни одного преступления. Захваченное продовольствие в целях экономии распределяли по прежним нормам, но пайки выросли: под влиянием общего воодушевления на кухне перестали воровать, прекратили выдавать лишние порции “придуркам”, а блатные больше не отнимали еду у политических. Лагерная охрана и администрация ранее питались с того же склада, и все дни осады зэки по договоренности с лагерным персоналом отпускали ему продовольствие, причём по нормам для вольных.
22 июня местное радио сообщило, что требования восставших приняты и в Кенгир едет член Президиума ЦК. Это, по замыслу чекистов, должно было усыпить бдительность заключённых. А на рассвете 25 июня через заранее сделанные проёмы во внешнем ограждении на лагерь двинулись танки Т-34 и переброшенный из-под Куйбышева полк особого назначения МВД.
Вот как описаны дальнейшие события этого восстания у А.И.Солженицына:
“Танки давили всех попадавшихся по дороге… Они наезжали на крылечки бараков, давили там… притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц… Танки вминались под дощатые стены бараков и даже били внутрь бараков… Раненых добивали штык-ножами. Женщины прикрывали собой мужчин — кололи и женщин! Опер Беляев в это утро своей рукой застрелил десятка два человек. После боя видели, как он вкладывал убитым в руки ножи, а фотограф делал снимки уничтоженных “вооружённых бандитов”. Раненая в лёгкое, скончалась член Комиссии Супрун, уже бабушка. Некоторые прятались в уборные, их решетили очередями и там…”
С восходом солнца восстание было разгромлено. Догорали бараки, баррикады и траншеи. Вокруг валялись десятки убитых, раздавленных, обожжённых заключённых…
О браках с мертвецами и нацистской демографии
Гитлеризм провозглашал семейные ценности. Целью вступления в брак провозглашалось сохранение расы (то есть деторождение), и любовь здесь оказывалась вещью второстепенной.
Картина немецкого художника Адольфа Висселя «Крестьянская семья из Каленберга» (1939). Написана незадолго до того, как Геббельс рекомендовал транслировать образ немецкой семьи как семьи с четырьмя детьми. В 1938 году Гитлером был учрежден Материнский крест, который имел три степени: бронзовый (за рождение 4–5 детей), серебряный (6–7 детей) и золотой (за 8 и более детей). К сентябрю 1941 года этим крестом, прозванным немцами «кроличьим орденом», были награждены 4,7 млн женщин, а до мая 1945-го, предположительно, еще 10 млн. Источник
Но нацисты постоянно противоречили сами себе. Например, каждая невеста эсэсовца должна была сфотографироваться в купальнике (это всё равно что сегодня сняться без купальника). Фотографии сохранялись в личных делах: их просматривали какие-то чиновники, чтобы дать эсэсовцу разрешение на брак.
Ни о какой традиционной морали здесь нельзя говорить: заявляя о том, что хотят вернуть «старые добрые времена», нацисты просто перекраивали всё под себя. Вот, например, изменения, внесенные нацистами в брачно-семейное законодательство:
- возможность официально выйти замуж за отсутствующего жениха-солдата (дистанционный брак, говоря современным языком);
- возможность брака с уже умершим мужчиной (брак «с останками»).
Чего ради регистрировать брак с погибшим на фронте женихом? Для девушки — ради имущественных отношений (получение доли в наследстве), социального статуса (быть вдовой лучше, чем несостоявшейся женой), материальной выгоды (вдовья пенсия в годы войны позволяла не работать, и нацисты охотно ее платили, лишь бы в обществе не возникало недовольства).
Проявив себя в 1930–1940-х годах на стороне и деструктивных, и конструктивных сил, немки, казалось, ставили точку в вековом споре о женских/неженских занятиях, но на самом деле точка здесь не поставлена до сих пор: гендерного равенства нет ни в одном современном обществе. Везде есть господство мужчин над женщинами. Однако служить или не служить, поддерживать нацистов или нет — это был самостоятельный выбор каждой немецкой женщины, и нельзя говорить, что в дела гитлеровцев их втянули мужчины. Нет, в данном случае они выступали не как объекты, а как субъекты происходящего.
Женщины в лагере
Из женских воспоминаний, понимаешь, что им
труднее, чем мужчинам пережить заключение,
так как женщины еще при аресте душевно
ранены.
Тюрьма для женщин – это только цветочки.
Ягодки – лагерь. Именно там женщине
предстоит сломиться или, изогнувшись,
переродясь, приспособиться.
В лагере женщине тяжелее, начиная с
лагерной нечистоты. Одна из заключенных (Н.И.
Суровлева), предвидя нечистоту в камере,
оттачивала алюминиевую ложку, но не чтобы
зарезаться, а для того чтобы обрезать косы.
Чтоб вши не завелись. В общем, бараке Наде
Суровлевой невозможно ощутить себя чистой,
достать теплую воду почти невозможно,
иногда и никакой не достать: на 1-ом
лагпункте зимой нельзя даже умыться, только
мерзлую воду давали, которую даже растопить
негде. Ничего нельзя достать законным путем,
ни марли, ни тряпки. Где уж там стирать!
Когда заключенных привозят в лагерь, их
отправляют в баню. В лагерной бане
разглядывают раздетых женщин как товар.
Будет ли вода в бане или нет, но осмотр на
вшивость обязателен. Затем мужчины
становились по сторонам узкого коридора, а
новоприбывших женщин пускали по этому
коридору голыми, да не сразу всех, а по одной.
Потом между мужчинами – работниками лагеря
решалось, кто кого берёт. (По статистике 20-годов
в лагере сидело в заключении одна женщина
на шесть-семь мужчин).
В 1930 году был случай: в жаркий день триста
женщин просили конвой разрешить им
искупаться в обводненном овраге. Конвой не
разрешил. Тогда женщины с единодушием все
разделись донага, и легли загорать возле
самой магистрали, на виду у проходящих
поездов. Пока шли поезда, конвой подавал
команду одеться, но они не поддавались
командам. Тогда пригрозили расстрелом,
деваться было некуда.
Множество воспоминания доказывают, что
женщине намного труднее не только в
психическом плане, но и в бытовом.
Воспоминания Рудь Людмилы Петровны этому
доказательство. 5 ноября Рудь была
арестована. Хорошо, что при аресте на ней
было зимнее пальто, маленькая шапочка,
резиновые ботинки. В этом она ходила и спала.
А спала на полу в углу под нарами.
Камера была большая, по стенам стояли
топчаны, а середина была пустая, это днём, а
на ночь середину застилали, и никому не было
места, спали под нарами, но днём вылезали и
сидели на нарах. Когда ночью выходили на
допрос, приходилось перешагивать через
людей. И кто уже стал просыпаться, ждали, и
если приходили обратно, с облегчением
вздыхали и успокаивались.
Подъём был в 6 часов утра. Надзиратель
отправлял заключенных по 5 человек в туалет.
Хочешь, не хочешь, но идти надо, так как
второй раз разрешали ходить только вечером.
Потом приносили кипяток и 400 гр. хлеба, в
обед давали баланду: мутная вода, да
попадался в ней картофель с очистками, на
ужин опять кипяток, и всё. Сахар выдавался
один раз в год, а вот соли хватало, её не
жалели. У многих заключенных были деньги,
делали список и закупали.
Но вскоре случился суд, в котором
оказалось обвинение Рудь ошибкой. Ошибка,
которая запомнилась на всю жизнь.
Женщины, сидя в лагере, выполняли тяжелую
работу, жили в нечеловеческих условиях и
при этом они пытались любыми способами
сохранить в себе женщину.
Оксана Николаевна Мельник была очень
непоседливая. Находясь в тюрьме, она
стащила карандаш и накрасила губы, за что
была наказана.
В Мордовском лагере, где пребывала Оксана
Николаевна, были швейные фабрики. Шили
пальто для МПС, бушлаты, телогрейки, легкие
платья и т. д. Смена была с 7 до 7, дневная и
ночная. Работать было тяжело, иногда не было
сил идти в столовую.
Оксана Николаевна была отправлена в
Магадан, за то что «высовывалась». Например,
была хорошей мотористкой, выполняла норму
на 210%. Ей сказали: «Враг работает хорошо,
чтобы замаскировать себя».
В лагере старательно разрывали контакты:
перемешивали, разбрасывали людей, если
живешь в одном лагере, то в другой не
пропускали. Особенно доставалось верующим,
так как охранники разгоняли молитвы.
На пасху выдавали торт – хлеб, посыпанный
сахаром и кофеем в шахматном порядке.
В Магадане Мельник жила в японских
бараках, где было много клопов. Работали в
каменном карьере. Воду привозили в бочках.
Сначала мыли на стройке, а если вода
оставалась, то умывались.
Бараки отапливали сами, корчевали пни для
отопления. Конвой командовал, кому какой
пень тащить.
Очень хотелось есть и читать. В Польше
знали Гейне, Гётте, Шекспира, но Толстого не
знали. В лагере Мельник читала книги, учила
русский язык.
Десять лет у них не было ни картошки, ни
молока, ни жира, ни сливочного масла. Мучное
давали только по праздникам.
Утром давали 700 гр. хлеба, также перловку.
Еду собирали по помойкам, иногда
подкармливали плотники из бригады.
Баня была раз в месяц, до неё было 4 км.
В лагерях смерти Эйзенхауэра
Мартин Брэш, солдат армии Эйзенхауэра, в конце войны служил охранником в одном из концлагерей в районе германского города Андернах (земля Рейнланд-Пфальц). Брэш наблюдал условия содержания порядка 50 тысяч пленных, среди которых были и немки-военнослужащие. В 1990 году он опубликовал эссе «В лагерях смерти Эйзенхауэра: История американского охранника».
Концлагерь представлял собой открытую площадку, без строений, поделенную на загоны. Для женщин был отдельный загон. Все спали под открытым небом, у многих пленных зачастую не имелось даже теплой одежды, а весна 1945 года выдалась холодной, дождливой и ветреной. Заключенные очень плохо питались, варили сами себе суп из травы. Истощенные, болеющие дизентерией, они быстро слабели и умирали. Брэш свидетельствовал, что у американского командования было достаточно запасов продовольствия, медикаментов, но выделять это все для нужд пленных запрещалось. Мартин попытался было подкармливать пленных, но его воинский начальник пообещал пристрелить охранника за подобную самодеятельность.
Мартин Брэш описал случай, когда американский офицер обстреливал группу гражданских немецких женщин из пистолета просто так, из спортивного азарта. Охранник, объясняя подобное поведение американцев по отношению к пленным, говорил, что союзники СССР ненавидели немцев как нацию, потому что уже было известно о зверствах нацистов в концлагерях, снимками узников Бухенвальда, Освенцима и других гитлеровских фабрик смерти пестрели полосы газет весны 1945 года.
Женское лицо Вермахта
Несмотря на то, что и по сей день некоторые историки пытаются поставить знак равенства между СССР и Третьим Рейхом, факты явно говорят нам об абсолютно разной природе этих двух режимов. Взять хотя бы женский вопрос. СССР стал не только первым государством в истории, где женщина была назначена министром (напомним, речь идет об Александре Коллонтай). Именно в Советской России впервые было достигнуто равноправие полов. Причем фактическое, а не на бумаге. Женщины наравне с мужчинами трудились на производстве и даже осваивали традиционно «мужские» профессии. Более того, даже ряды партии были равно открыты для представителей обоих полов.
Совершенно иную картину мы видим в нацистской Германии, где Гитлер, по сути, продолжил линию кайзера Вильгельма II на следование традиционным семейным ценностям. Дети, церковь (при нацистах в меньшей степени) и кухня все так же оставались главными приоритетами немецкой женщины. Медицина, юриспруденция и политика были сугубо мужским делом, и даже на фабрики женщин стали набирать только когда страна стала нести серьезные людские потери и возникла острая нехватка рабочих рук.
Однако перед началом Второй мировой войны Гитлеру пришлось пересмотреть роль женщин в немецком обществе. Для растущего числа концлагерей требовалось все больше надзирателей. В 1937 году первые надзирательницы поступили на службу в концлагерь Лихтенбург и с тех пор их ряды только росли. Несмотря на то, что истории о жестокостях немецких надзирательниц потрясли весь мир, их количество никогда не превышало 10% от общего числа работников концлагерей. После войны судьба этих женщин была печальна, но закономерна и справедлива. Здесь отягчающим обстоятельством стало то, что надзирательниц набирали на добровольной основе. Наиболее одиозные надзирательницы, такие как Ирма Грезе и Ильза Кох, были повешены по приговору британского военного трибунала. И это, пожалуй, единственные немецкие женщины, «отличившиеся» в период Второй мировой войны. Своей Зои Космодемьянской или Людмилы Павличенко у немцев не было.
Вывод
Исследуя судьбы репрессированных женщин,
мы восхищены их мужеством, выносливостью и
храбростью. Нынешним женщинам невозможно
понять те трудности, через которые прошли
заключённые женщины. Больше всего из
женских воспоминаний нас потрясло то, как
они справлялись с мелкими бытовыми
проблемами. Для женщины очень важна гигиена
и аккуратность, что абсолютно не характерно
для лагеря. Из-за грязи часто заводились вши
в волосах, а в то время женщины носили
длинные косы, которые многие отказывались
обрезать, несмотря на отсутствие условий по
уходу за ними. Банный день был один раз в
месяц, поэтому постирать вещи и помыться
они могли, только накопив воду, что было
очень сложно, так как её выдавали очень мало.
Поэтому приходилось подолгу ходить и спать
в одной одежде, так как другой не было. Всё
это и многое другое переносилось
болезненно.
Даже в таких условиях они не опускали руки,
и пытались всеми силами остаться женщиной,
что было практически не возможно. Они
придумывали разные приспособления из
подручных предметов, таких как палки,
стекла, ложки и многие другие, казалось бы,
бесполезные вещи.
Ещё поражает упорство женщин, то, что они
не смирились с судьбой, а пытались бороться
с ней.
Всё это убивало в женщине женщину, унижало
её,
Женщинам не возможно было жить в этих
бесчеловечных условиях, они могли только
существовать.
Хочется вспомнить рассказ Барской К.С., и
жестокую надпись перед въездом в лагерь: «Кто
не был, тот будет, кто был, не забудет». Они
были правы, это не возможно забыть. И не
забыли, всё это оставило неизгладимый
отпечаток в сердцах тех, кто прошёл через
это.
Современные женщины, оказавшись на их
месте, в этих условиях не смогли бы
противостоять этим бытовым неудобствам,
пройти до конца этот тяжёлый путь, и при
этом не потерять своё женское начало. Это
показывает превосходство тех женщин над
нынешними то, что они были выносливее,
мужественнее и упорнее.
Мы испытываем глубокое уважение к нашим
женщинам, и считаем, что каждый из нас
должен знать, что они пережили во время
политических репрессий, что это не должно
пройти бесследно. Мы гордимся ими, они это
заслужили.
